Ангел Степан

Жил был мальчик Степан. В отличие от своих сверстников он не хотел быть ни хоккеистом, ни банкиром. Он хотел быть скрипачом. Но вот беда, с юных лет его преследовала тяжёлая форма онкологии. И постепенно он стал завсегдатаем онкологического отделения известной московской больницы. 

Ему сочувствовал весь обслуживающий персонал и врачи, поскольку Степан был из неблагополучной семьи. Мать и отец были в разводе, мать отказалась от Степана, и он жил с отцом, спившимся скрипачом, от которого Степан унаследовал страсть к классической музыке. Родители ни разу не навестил его за долгие месяцы лежания в больнице, и их роли замещали медсестры. Кто апельсинчик принесёт, кто сварит дома вареники и скормит втайне от лечащего врача, Виктора Васильевича. Но тот смотрел на нарушения больничного режима сквозь пальцы и материнской заботе не препятствовал. Лечение не давало ощутимых результатов, и Степан наконец отошёл в мир иной. 

Дежурная медсестра застилает кровать, оставшуюся после Степана. Она чуть не плачет. В палату входит Виктор Васильевич, хочет что-то спросить у медсестры, но, видя её слезы, осекается. Молча и ничего не говоря он выходит из палаты в коридор. Когда медбратья привозят тело Степана в больничный морг, то дежурный санитар, узнав, кто перед ним, тоже не может сдержать слёз. 

Несмотря на эту смерть, жизнь больницы продолжает идти своим чередом. Виктор Васильевич оперирует, иногда и в экстренных случаях задерживаясь у операционного стола до поздней ночи. Ему ассистирует ученица по имени Алевтина, с которой у Виктора Васильевича сложные отношения. Это часто бывает между учителем и учеником: ученик показывает высокую одаренность в предмете, который ему преподают, и учитель начинает ему тайно завидовать. Здесь случилось то же самое. И Алевтина, чувствуя это, подливает масла в огонь, всё время противореча учителю за операционным столом. Её возражения касаются путей, по которым должна идти операция. Слава Богу, Виктор Васильевич почти всегда оказывается правым, и этот спор не выходит за двери операционной. Ведущий хирург давно должен был выгнать Алевтину вон, но его удерживает то, что перед ним собственная ученица. С другим ассистентом Виктор Васильевич давно бы поступил более жёстко.

Однажды он возвращался домой после операции, которая затянулась за полночь. Накрапывал лёгкий московский дождик, и дворники на лобовом стекле оставляли грязные полосы вместо того, чтобы оттирать его. Виктор лишний раз пожалел, что весной их не сменил: как-то они приморозились, и резина потеряла свою эластичность. Внезапно он услышал в своих ушах властный окрик «Стой!». Интонация была такой повелительной, что Виктор нажал на тормоз. Он увидел, что дорогу переходит какая-то старуха, переходит в неположенном месте. Бог знает, откуда она взялась на улице в третьем часу ночи. 

На следующий день у Виктора был выходной, и появилось время, чтобы обдумать ночное приключение. Но только он пришёл к мысли о повышенном кровяном давлении, как в дом заявилась его жена, с которой он был разведен, и стала готовить ему украинский борщ. Несмотря на развод, Виктор был рад её приходу. Она же пришла к нему в раздражении, и начала резать свёклу, перемежая это занятие критикой в его адрес. 

Она говорила, что в доме жуткая грязь, что без неё Виктор ничего не хочет делать и что в следующий раз она положит в борщ кусок паутины из угла. Бывшая жена была украинкой, и к разводу примешивался ещё политический момент. Виктор старался пропускать мимо ушей её обвинения. Наконец, он не выдержал и спросил, мол, если так всё плохо, то зачем сюда приходить. Она, подумав, ответила, что новый муж сразу нашёл ей новое имя, Фроня, тогда как Виктор весь брак звал её слишком официально, по имени и отчеству, Евфросинья Николаевна. В общем, обедали они вместе и, несмотря на отменный борщ, у Виктора сильно разболелась голова. 

На следующее утро он ехал на работу не выспавшись. Вчерашний день кончился шумным спором о том, какой национальности был Гоголь, и это Виктора совершенно вывело из себя. Тем не менее, у знакомого перекрестка он на всякий случай снова сбросил скорость, но это не помогло. В ушах снова раздался знакомый голос «Зачем она тебе? Развёлся так развёлся. Или тебе борщ вкуснее рассольника? Представляешь, рассольник из солёных огурцов Суздальского посола. Ты знаешь, что такое Суздальский солёный огурец? За ним приезжают со всей страны». «Так кто же ты, наконец?», - воскликнул Виктор и осадил машину у обочины дороги. На это голос ответил «Всё, конец связи», и таинственный монолог прервался.

Виктор приехал в больницу в сильной задумчивости и встал за операционный стол мрачнее тучи. Его бывшая ученица Алевтина снова предложила какой-то дурацкий путь для операции. Он его даже рассматривать не стал, а просто отверг без объяснений. Сразу после многочасовой борьбы за жизнь он пошёл к другу рентгенологу и сказал, что слышит какие-то голоса. А причиной этому может быть только одно – опухоль мозга. Друг ответил, что Виктор не похож на тяжело больного человека. Тем не менее, после рабочего дня друг сделал ему МРТ. После чего Гена (так звали рентгенолога), сказал, что обнаружил причину голосов. В голове у Виктора слишком много женщин. Женщины белые, женщины чёрные, женщины желтые и даже крапчатые. Ничего другого Гена не обнаружил. «Есть ли у тебя что-нибудь выпить?», - спросил Виктор, находясь в сильном расстройстве. «Мартель» подойдёт?», - спросил Гена. – «Только что подарили». «Давай», - согласился Виктор. «За крокодила Гену и за его чудо аппарат». 

Виктор уже собирался ехать домой, как его остановила на пороге неприятная новость. Больная, которую он прооперировал, попала в реанимацию. И когда Виктор под утро всё-таки выбрался домой на несколько часов, он услышал то, что хотел услышать меньше всего, в голове возник уже знакомый голос: «А почему ей стало хуже, ты не догадываешься? Да потому что Алевтина была права по поводу операции. Предложенный ею путь был верным, а ты поступил как надутый гордыней индюк…» «Я тебя изгоню», - пообещал Виктор. «Ты у меня дождешься». «Никуда уйти я не могу, - вздохнул голос. – Потому что идти мне, кроме тебя, некуда». После чего, однако, замолк. И Виктор не слыхал голос до утра.

Недалеко от гаража, где стояла машина Виктора, находилась чистенькая церковь 18 века. Врач никогда в неё не заходил, но всегда останавливался у ограды, на которой были развешаны различные забавные объявления. Например, что настоятель читает лекцию против дзен буддизма. Или что тяжело заболевшему прихожанину нужна сиделка. Сейчас, стоя у листка, сообщающего о пропаже собаки, Виктор подумал, что, наверное, этот визит ему бы пригодился. Его случай был не типичным, и для него сгодились бы не типичные лекарства. 

Вечерняя служба кончились, и рассекая тощую толпу прихожан, Виктор вошёл под церковные своды, догадавшись снять с себя вязаную шапочку. Теребя её в руках, он подошёл к батюшке, который уже собирался идти в алтарь. Спросил неуверенно «Мне бы вашу консультацию… По важному вопросу». «Вопрос какого рода?» - подозрительно спросил батюшка, переводя взгляд с его лица на шапочку, которую Виктор теребил в руках. «По бытовым вопросам мы консультации не даем». «А у меня как раз не бытовой». И Виктор рассказал настоятелю о голосе, который его беспокоил, как он предостерёг от ДТП на ночном переходе, как возникал в больнице, советуя, как делать операцию и как начал давать идиотские советы по поводу личной жизни. 

«Вы крещеный?», - спросил батюшка, внимательно смотря на шерстяную шапочку. «Я не знаю», - честно сознался Виктор. «Мама вроде бы крестила меня в пятилетнем возрасте». «Полным погружением или обмакиванием? Так ты моченый, а не крещеный», - довольно фамильярно прокомментировал священник. «Нужно перекрещивать полным погружением в нашей купели. Я сообщу вам о дне таинства. И в Бога вы, конечно, не верите?» «Почему не верю?», - не согласился Виктор. – «Я просто об этом не думаю, нет времени. Или режешь опухоли, или спишь». «А почему жена оставила вас? Из-за голоса?». «А вам откуда это известно, она что, жаловалась вам?». «Просто у вас шапочка грязная, и с небольшой дыркой». «Шапку постираю», - огрызнулся доктор. «И не в шапочке тут вовсе дело. Вы выгнать голос из головы можете?». «Нет», - сказал батюшка. – Вам экзорсист нужен, если это бес. А с ним у нас никакого контакта нет». «Тогда прощайте», - сказал Виктор и повернулся к выходу, чтобы уйти. «Обратитесь лучше к психологу, может, он вам поможет». «Спасибо, прощайте навсегда». 

Доктор на минутку задержался в дверях, рассматривая нарисованного Ангела. Ангел держал в руке меч и смотрел на врача довольно неодобрительно. Виктор Васильевич внимательно вгляделся в его лицо и вдруг понял, что оно кого-то сильно напоминает. Ну да, оно напоминало лицо Степана, который недавно отошёл в мир иной. В затмении ума и расстройств чувств Виктор покинул церковь, внутренне сожалея о потерянном времени. Однако совет о психологе он запомнил. Но выбрался к нему лишь через три дня. За эти дни Голос в голове сообщил ему, что он неправильно жарит картошку, что нужно жарить её лишь на сливочном масле, потому что растительное образует при жарке вредные соединения, которые тяжело влияют на стенки кишечника. Виктор на это задумчиво выбросил сковородку в помойное ведро и положил в кипящую воду пару сосисок.

Психолог был его институтский товарищ. Официально он давал только консультации. Но своих друзей пытался лечить гипнозом, запрещённым Роспотребнадзором. Виктор пришёл к нему в расстроенных чувствах. Дело в том, что в своей квартире он обнаружил записку. «Борща больше не будет. Никогда». На всякий случай он заглянул в холодильник и обнаружил там мороженую рыбу двухлетней давности. 

Зачем-то нырнув под кровать, он услышал, как Голос в его голове сказал с глумливой, как ему показалось, интонацией: «Ну что, допрыгался. То-то и оно». «Ты кто?» - спросил Виктор угрожающе. «Я твой борщ», - ответил ему голос. «Заткни фонтан», - посоветовал Виктор. 

Наконец он сел в кресло гипнотизера, никакой пользы от этого не ожидая. Однако ошибся. Гипнотизер, которого звали Марат, покрутил перед ним блестящий ланцет и, наблюдая за его движениями, похожими на движения маятника, Виктор погрузился в неприятную грезу. Ему привиделось какое-то место со старыми могильными обелисками. Он стоял перед одним из них и читал имя, выбитое в бетоне. После этого он почему-то пнул обелиск и проснулся в крайнем удивлении. «Что ты увидел?», - спросил Марат. Виктор как мог пересказал ему свою грезу и потребовал объяснить, что всё это значит. «Вина», - ответил гипнотизер без запинки. – Какая-то твоя вина перед покойным. У тебя требуют, чтобы ты навестил какую-то могилу». «Отец и мать похоронены в другом городе», - пробормотал Виктор задумчиво. – А с остальными умершими меня ничего не связывает». «Значит, причина твоих голосов другая», - сказал Марат. – Может быть, сексуальная не удовлетворённость, а может, что-то ещё. В общем, посмотри дедушку Фрейда». «Ты считаешь, что у хирурга может быть время для этих бредней?», - спросил Виктор. Однако они расстались, как и были до встречи, друзьями. Перетерли между собой свою личную жизнь и футбольные новости, и выпив немного текилы, Виктор отвалил домой.

Ночью он проснулся в холодном поту. Вскочил с кровати и, напялив на себя джинсы, выбежал во двор. Сегодня он оставил машину под окнами и, ругая старенькую «копейку», которая запарковала его «Шевроле», он кое как вырулил на улицу. Занимался бледный осенний рассвет. Лужи под колёсами были похожи на дохлую рыбу. Атмосфера способствовала романтическому приключению, но Виктору было не до лирических переживаний. Он припарковался на стоянке у кладбища и довольно долго разыскивал могилу Степана. Наконец, разыскав её, он присел на маленькую скамеечку и сказал: «Степа, это я. Отпусти меня, пожалуйста, я больше не могу. Одно дело, когда ты подсказываешь, как делать операцию, но совсем другое, когда советуешь, с кем мне быть, что говорить и как».  Степан в его голове молчал. 

Виктор ещё некоторое время сидел на скамейке, прося у покойного мальчика снисхождения, а потом поднялся и пошёл к выходу. Вдруг он почувствовал, что за ним кто-то идёт. Обернулся. За ним шёл какой-то нищий. Одежда на нем была старой, но довольно опрятной. Возраст неопределённый, от двадцати до сорока. Человек довольно приязненно смотрел на Виктора, как смотрят на старых друзей. Но Виктор был в нервном состоянии и решил пропустить нищего вперёд, мало ли что у того в голове, может, анекдот расскажет, а может и ножом полоснуть. Нищий радушно кивнул ему и прошёл вперёд к выходу. 

Радуясь про себя, что избежал ненужных разговоров, Виктор медленно двинулся вслед за ним и вышел через центральные ворота кладбища. И здесь его ждала очередная неприятность: нищий стоял у его машины и озабоченно глядел в лобовое стекло. Виктор проявил самообладание и, щёлкнув сигнализацией, полез на водительское место. «Дворники, - сказал нищий. – У вас совсем не годная резина на них. Они только разносят грязь, а не чистят». «Точно», - сказал Виктор. – Всё время забываю их сменить». «До города подбросите?». Виктор кивнул, показывая своим молчанием, что к разговору не расположен. Нищий сел рядом с ним, Виктор потянул носом и включил зажигание. «Нет, у меня все чисто», - сказал нищий. «Вы, кажется, разочарованы?». Витя пожал плечами: «Наоборот, доволен. Если бомжа вымыть в ванной после того, как он не мылся год или два он, скорее всего, умрёт». «У вас есть опыт по общению с нашим братом», - сделал вывод нищий. «Да, их иногда привозят к нам в больницу». 

Виктор выехал на близлежащую улицу и погнал машину с явным превышением скорости. «А вам в городе куда?», - спросил он. «Минут десять или пятнадцать езды, здесь был ночлежный дом». «Не знаю я здесь никакого ночлежного дома», - пробормотал врач, озабоченный тем, что контакт с нищим явно затягивается. «Я поеду по окружной, и заезжать никуда не буду». «Тогда везите на улицу, где ваш дом. Мне это подходит «. «А вы что, знаете, где я живу?». Нищий не ответил. Он хотел что-то рассказать, но Виктор прервал его. «Извините, я должен подумать о работе, и к разговору не расположен». «Ладно, - ответил нищий. – Я буду молчать как Гоморра». «А вы знаете, что такое Гоморра?», - спросил Виктор. «Полная тишина, - сказал нищий. – Город был, и города нет». «Я вас сейчас высажу», - пообещал Виктор. «Всё, молчу-молчу». И он действительно промолчал всю дорогу. 

Нищий вылез вслед за Виктором у его дома и как-то жалко начал топтаться у подъезда. Виктор набрал код и стремительно поднялся на свой пятый этаж без лифта. Дома он плюхнулся на диван и стал просматривать интернет в телефоне. Но мысли его были далеко. Наконец, он открыл балконную дверь и выглянул на улицу. Нищий по-прежнему топтался у входа. «Поднимайтесь ко мне», - крикнул с балкона Виктор. – Пятый этаж, код 222».

Вскоре тот был уже на месте. Виктор посадил его за стол, налил остатки борща. Слово за слово, и беседа затянулась до вечера. Виктора сильно насторожило то, что нищий назвал бывшую его жену украинкой, и на вопрос, откуда ему это известно, ответил вроде бы логично: «А кто ещё может сварить такой борщ? Но вы её оставьте, одна женщина не может жить с двумя мужьям. Да и мужья будут считать, что женою владеет целый творческий коллектив». 

Виктор нахмурился, что-то поразительно знакомое послышалось ему в словах нищего. Однако он не смог этого осмыслить, потому что смертельно захотелось спать. Осеннее солнце катилось к закату и навевало сладкую дрему. Виктор извинился, сказав, что хочет немного передохнуть, развернул кресло и закрыл глаза. Последнее, что он услышал, было: «Тем более, рядом с вами есть человек, который хочет выйти за вас замуж. Хороший человек, второго такого вам не найти». «Это что же за чудо?», - попытался выяснить врач, но ответа не услышал. Квартира была пуста и входная дверь не захлопнута. Нищего нигде не было. 

Следующий день был операционным. Наслаждаясь тишиной в своей голове, Виктор столкнулся все с тем же: его видение операции разошлись с Алевтининым самым принципиальным образом. Виктор пожал плечами, делая вид, что смирился с правотой своей бывшей ученицы. Через несколько часов он вышел из операционной в ординаторскую и присел на продавленный диван. Алевтина вышла следом и присела на краешек. «И кто из нас ассистент? – спросил Виктор раздражённо. «Я, Виктор Васильевич, - ответила Алевтина вполголоса. - И всегда им буду». «А вот этого не надо, - сказал Виктор, отметив про себя, что у неё красивые волосы. – Вполне возможно, что ты оказалась права в очередном нашем споре». Алевтина поправила локон, который выбивался из-под её шапочки. «Да сними её, сними! – Виктор довольно фамильярно содрал шапочку с её головы. Некоторое время они сидели молча друг напротив друга. «А ты давно была в кино?» - спросил врач, тяжело дыша, как после забега. «Когда училась в школе», - ответила она. Вынула откуда-то иголку с ниткой и начала зашивать что-то на шапочке. «Я вот что. А не вспомнить ли нам школу, и не пойти ли в кино вместе?»

«На какой фильм?». «В кино ходят не ради фильма, тем более, с девушкой, которая не красит волосы», - опять сорвался он на фамильярность, и тут же осекся. – Говорю пошлости, понимаю. Прости старика». 

Вечером он топтался у входа в кинотеатр «Пионер». Мимо прошёл кто-то в длинном пальто, почти волочащемся по земле. Врачу показалось, что он узнал своего нищего. «Э, э, постойте!», - крикнул он, но идти следом не смог, так как в это самое мгновение он увидел Алевтину, которая шла под мелким дождём без зонта и даже без косынки.

Когда они вошли в кинотеатр, Виктор вспомнил, что забыл посмотреть название фильма. Как только с экрана раздались выстрелы, он вдруг спросил у неё: «Аля, а ты слышишь голос?». «А вы? – спросила она так, как будто вопрос оказался знакомым. «Это мой Ангел! - вскричал Виктор. – Точнее, нищий! И Бог весть кто в реальности!». С переднего ряда на Виктора зашикали. «Сейчас всё равно будут стрелять, - успокоил их врач. – И будут стрелять до последних титров. Так что вы ничего не упустите». «Это очень психологичный фильм», сказала Алевтина. – И главное, что долгий». «Ну да, долгий, - согласился врач. – Мы ведь не для фильма сюда пришли, верно?». Аля тяжело вздохнула. «Ну почему ты такой пошлый, Виктор?», - сказала она в сердцах. «Это потому, что я нахожусь с девушкой наедине», - объяснил он. – Гангстеры на экране не в счёт, они ничего не понимают в любви». «А ты что, понимаешь?», - спросила Алевтина. Он не стал объяснять. 

После фильма они пришли к нему домой, и Виктор хотел накинуться на неё как голодный лев на беззащитную антилопу. «Не сейчас, - вдруг услышал он знакомый голос. – Только после свадьбы». Виктор отпрянул от Али, будто его облили кипятком. Она встала с кушетки и поправила сбившиеся волосы. Спросила: «У тебя есть фен?». Виктор безмолвно подал ей прибор, оставшийся от жены. «Спасибо тебе», - сказала Аля, включая его в розетку. «А за что?», - не понял Виктор. «Только не за фен, за такое не благодарят», - объяснила она. «Не понял, что такое?». Алевтина на это дала ему в руки электроприбор. Он заискрил и выпал у него из рук. «Ну всё, спасибо, - сказала она. – Мне нужно домой». Открыла входную дверь и побежала по лестнице. Виктор в недоумении от её поступка бросился за ней, но догнал её только на улице. «Вы меня не поняли, я хочу вас полюбить». «А вы разве ещё не полюбили?» «Не совсем… Я сам точно не знаю», - пробормотал он. «По-моему, вы выбрали путь, чтобы никогда не полюбить». «Ну что я могу сказать? – промямлил он. – Вы умны, элегантны и целомудренны. Есть шанс, чтобы влюбиться в вас до конца жизни. Мы завтра пойдём в кино?» «Завтра видно будет», - ответила она уклончиво. «Тогда последний вопрос. Сознайтесь, что кто-то подсказывает вам, как нужно делать операции». «Спокойной ночи, до завтра», - она протянула ему руку в перчатке и вдруг тихо сказала: «Да». Быстро вскочила на подножку электробуса и помахал из-за стекла рукой. «Что «да»? Я не понял», - крикнул Виктор, но электробус уже отъехал. 

Ночью его разбудил чей-то голос. «Это ты?» - спросил Виктор, обмерев. «Я не могу её оставить, даже не проси. Но могу быть с тобой, если ты будешь хорошо себя вести». «Слуга двух господ? Но будет ли от этого толк?», - не поверил Виктор своему счастью. «Дело не во мне, а в тебе. Если будешь меня гнать, то все кончится». «Я не буду», - пообещал врач. – Никаких пьянок, гипнотизеров и скепсиса по отношению к тому, что очевидно». «А что очевидно?», - с интересом спросил ангел. «Наверное, то, что я ещё могу любить, и что мне смертельно хочется спать». Виктор сладко зевнул. «Спокойной ночи», - пожелал голос в его голове. «И тебе того же». Он закрыл глаза и крепко заснул до рассвета.