Осторожно, время закрывается

Игровая площадка/Масштаб:

«Осторожно, время закрывается». Автоматические двери съехались, и поезд, набирая ход, въехал в черный безвременной туннель. Только и успели мелькнуть перед глазами наивная реклама конца двадцатого века и указатели с направлением выхода в разные места планеты. Сколько раз она говорила сама себе, что нечего туда кататься, и нечего там ловить. Чем так притягивает ее это время — начало девяностых? Примитивная психология — эпоха юности, ностальгия... Как будто там курорт! Ладно уж, отправиться на экскурсию в старые века — посмотреть, как жили люди, или увидеть ныне исчезнувшую архитектуру. Если немножко приплатить, то экскурсионное бюро может устроить и встречу с какой-либо знаменитостью: тебя преподнесут человеку из прошлого под благовидным предлогом.
Конечно, настоящие знаменитости стоят дорого, но некоторые ей были очень даже по карману. К примеру, лет сорок назад по горящей путевке она была на балу в Санкт-Петербурге девятнадцатого века, ей выдали чудесное платье, о котором может только мечтать женщина любого тысячелетия, к тому же научили танцевать. Ее даже пригласил известный поэт того времени, чье имя и стихи ныне полностью забыты.
Так что же она опять и опять совершает вояжи в девяностые? Это ужасно вредно для здоровья, ее психоаналитик предупреждал об этом ни раз. Да еще надо соблюдать законы места и времени, чтобы ни при каком раскладе не встретиться ни с собой, ни со своими знакомыми. Тогда какой смысл? Ведь, если признаться себе честно, каждый раз она хочет снова встретить его...
Вот и эти недешевые четыре часа проходила, просидела на Чистых прудах...
Бродила по неубранным улицам Москвы (это позже Москва благоустроилась, кажется, в начале двадцать первого), ловила забытые запахи пирожков с опасной для жизни начинкой, обходила наперсточников и вновь ощущала все ту же тоску безнадежного ожидания, что и в далеком прошлом.
Не так уж много и лет прошло, а как все изменилось на свете... Она уже пожилой человек, но, наверное, ни один старик ни одного столетия не видел за свой век столь грандиозных перемен, такого стремительного развития техники и таких преображений в общественной жизни, а главное, в понятиях о добре и зле. Ее понятия не изменились, но все считали, что она попросту старомодна, а то и выжила из ума. Наплевать. Сейчас не хотелось об этом думать. Только о нем... Хотелось вернуть то наивное представление, тот взгляд сквозь розовые очки, которые безвозвратно пропадают с опытом и знаниями...
Впрочем, ей так и не удалось по-настоящему понять этого человека... А тогда... Ну что бы случилось такого ужасного, если бы она увидела его, себя? Никто бы ее не узнал, просто глупый закон. Говорят, правда, некоторые пытались его нарушить, и это плохо кончалось, но почему — никто не мог ей объяснить.
Нельзя жить прошлым!.. А чем ей еще сейчас жить? Ее современники думают, что обманули Творца, вычеркнули Его и могут не оглядываться ни на какие правила. Да, они умеют надолго продлевать жизнь, и даже уверены, что открыли способ ее создавать (глупцы, вы можете создать только пустую оболочку, если Он милосердно не захочет вдохнуть душу в ваше творение). Но она-то... Все понимает и знает, что час ее уже близок. Старость не обманешь новомодными исправлениями внешности, гладкой кожей лица и пышными волосами, как она обманула того бедного поэта из прошлого века. Она чувствовала старость в душе, это ощущение нельзя изменить.
Так почему именно сейчас она постоянно думает о том юноше, даже не слишком-то привлекательном, с точки зрения прежних ровесниц. Может, если бы она знала, что с ним сталось, почему он не позвонил ей тогда, ничего такого и не было... А так – сплошная загадка... Любил ли он ее когда-нибудь, знал ли о ее любви? Или она ничего для него не значила? Ведь они так ни разу и не поговорили друг с другом откровенно...
Внезапно поезд остановился. Некоторое время еще продолжалось привычное негромкое жужжание двигателя, затем смолкло и оно. Усталые пассажиры, возвращающиеся с разных станций, из разных столетий, беспокойно переглянулись.
Неожиданно в вагоне погас свет, потом быстро зажегся снова — более тусклый, вероятно, резервный.
«Уважаемые пассажиры, просьба соблюдать спокойствие. По техническим причинам отправление поезда задерживается», — от «успокоительной» речи автомата, прозвучавшей в наступившей тишине, тревога возросла многократно. Вот тебе и чудеса современной техники! Все, как в том допотопном подземном метро. Ей даже показалось на секунду, что вся длинная жизнь ей только приснилась, не было ни двух неудачных замужеств, ни ее современного дома. Фантасты и представить себе не могли, как угнетает этот «услужливый» дом, умеющий менять интерьеры хоть ежедневно, какой бардак творится в большинстве таких домов! Все, что только можно захотеть человеку, было воплощено, и не зачем было заниматься любимым делом людей прошлого века — «ремонтом», благоустройством — бесконечным вдохновенным процессом усовершенствования своего жилища.
Раньше, в поездах метро, не взирая на автоматику, всегда сидел живой машинист — для спокойствия пассажиров. Тогда люди еще не привыкли во всем полагаться на механизм, живой человек казался надежнее. А теперь они все во власти автомата...
Конечно, диспетчерская уже в курсе. Но что же случилось со «временным» поездом? Последствия таких вещей могут быть необратимы — это очень тонкая механика, в которой рассчитана каждая секунда пребывания во вне-временном пространстве. Вот еще одно понятие, «отвоеванное» у Бога — раньше только Он был вне времени. На самом деле, мы тыкаемся, как слепые котята, в обнаруженные лазейки, а уже построили целую индустрию путешествий. Какие же последствия нам уготованы?
Народ вокруг вовсю паниковал. Путешествия — путешествиями, а никто не хотел застрять в другом времени вне своего умного дома и чудесной, поддерживающей молодость и здоровье медицины. Она даже удивилась, почему не вскакивает и не вскрикивает так же, как все. Неожиданно поезд дернулся и, кажется, поехал. Но поехал как-то не так, что-то в его движении было ненормально. Казалось, поезд, как живое существо, пытается пробираться куда-то на ощупь. Наконец — о счастье! – чернота окон сменилась серой полосой стены, и поезд выехал на станцию. Да это же та самая станция — все еще девяностые, откуда они только что отправились. Значит, все нормально, сейчас все будет исправлено.
Двери открылись. «Станция Маяковская», — произнес с детства знакомый голос. Люди переглянулись — голос говорил что-то не то. Да и станция... Нет, совсем не та самая, а просто из того времени. Обычная станция... метро. В этот момент прежний металлический голос «временного» автомата объявил: «Просьба соблюдать спокойствие, поезд сейчас отправится в две тысячи сто двенадцатый год, небольшая неполадка уже ликвидирована», и — одновременно — приятный женский голос из девяностых: «Поезд следует в депо, просьба отойти от края платформы. Осторожно, двери закрываются».
А она вдруг поняла, что ей просто необходимо выйти, что все это происходит из-за нее или ради нее. Она рванулась и успела выскочить в тот самый момент, когда двери уже съезжались. Стоя на «мраморной» платформе «Маяковской» и, оглянувшись назад, увидела быстро отходящий поезд. Люди на платформе с удивлением переглядывались:
«Какой поезд чудной, говорят, в депо, а люди сидят...» Кажется, ее никто не заметил. Она быстро обернулась по сторонам. Естественно, никаких контрольных пунктов, где отмечают путевки и выводят в город через особые двери, не было. Что же она натворила? Пусть в настоящем ее никто не ждал, но что она будет делать здесь? Здесь она — просто бомж. Хорошо еще, что переодеваться следовало по возвращению, а то была бы «бомжем» в странных одеждах... Сейчас на ней был обычный для двадцатого века брючный костюмчик из мятого хлопка. Так, спокойно. Она живет на Измайловском парке.
Кого она встретит, если придет? Смотря, какой год. Если одна тысяча девятьсот девяностый, в котором она только что была, то — саму себя, двадцатилетнюю, родителей, старшую сестру. Кто же ее пустит на порог? Может, представиться родственницей — вспомнить кого-нибудь из Казахстана, родню, которую никто не видел.
Но что будет, когда она увидит себя? Ладно, другого выхода нет... Так, надо вспомнить, какие там были пересадки? Кажется, ей надо на Театральную, а там перейти на эту, любимую с детства станцию со скульптурами — «Площадь революции». Она порадовалась своей отличной памяти. И тут же хлопнула себя по голове: рано радуешься, склеротичка, «дома» сейчас никого нет. Когда ей оформляли поездку и определяли время, она специально выбрала август, чтобы спокойно гулять по Москве — Потому что в августе девяностого они отдыхали с родителями в Сочи. Это была их единственная поездка в те годы, потому и запомнилась.
Значит, все к лучшему. На удивление спокойно, даже привычно, с учетом всех ее прошлых путешествий, пытаясь поддерживать в себе иллюзорную уверенность в том, что вернуться будет так же легко, как и прежде, да стараясь не запаниковать, она добралась до собственного дома, который не видела... не будем вспоминать сколько лет, с тех пор, как квартиру обменяли еще во времена ее первого замужества. Знакомые обшарпанные стены, лужа мочи на втором этаже, надпись «АСДС» на дверях неработающего лифта. Сердце бешено заколотилось. До ужаса захотелось увидеть родителей... Нет, нет. Эти мысли надо остановить, иначе она просто не выдержит. Сосредоточимся.
Она стояла на лестничной клетке, тупо глядя на обшитую черной клеенкой родную дверь с деревянным номером «15», который они старательно выжигали вместе с сестрой детстве, и совершенно не представляла, что делать дальше. Неожиданно соседняя дверь распахнулась, и из нее выскочил долговязый неуклюжий паренек лет шестнадцати, с всклокоченными черными волосами и с помойным ведром в руке. Выскочил, да так и замер на месте. Господи, как же она могла забыть – Кешка! Она даже рассмеялась. С языка готова была слететь привычная фраза: «Привет старым холостякам». Эту фразу она каждое утро произносит там, у себя, в две тысячи сто двенадцатом году, кидая взгляд на соседний дом за низкой изгородью. Кешка был ее вечным соседом, можно сказать, соседом по жизни, или «пожизненным» соседом, как угодно. Конечно, сейчас он и предвидеть не мог ничего подобного, а все-таки было трудно освободиться от иллюзии, что он все знает, и только вчера они обсуждали с ним последнее нововведение правительства.
Бывают, что люди однажды мелькают в судьбе, их дороги пересекают твой путь один раз в жизни, а затем навсегда пропадают из виду. А бывают такие «спутники». Она помнит трехлетнего Кешку, сидящего на корточках и с открытым ртом наблюдающим, как она, уже первоклассница, прыгает с подружками в «резиночку». Или Кешку - первокурсника ее собственного же ВУЗа, с которым она, дипломница, постоянно сталкивается в буфете. Или Кешку, который помогает им с первым мужем перевозить вещи с родительской квартиры на отдельное, хоть и скромное, жилье. Кешку, работающего на том же предприятии, где она познакомилась со своим вторым супругом много лет спустя. Они еще долго пахали там вместе, потом она ушла в компьютерную фирму, где и проработала много лет, а Кешка с ее мужем остались. После второго ее развода Кешка на какое-то время потерялся из глаз, ей даже как-то его не хватало. Хотя нет, было еще несколько совершенно случайных встреч пару раз в метро, и даже у нового дома, ничего не значащие разговоры: «привет, как дела»... Она еще тогда возмущалась на свою судьбу — Кешку можно было встретить случайно везде, а вот его, Игоря, так и ни разу, никогда... Последняя в ее настоящей жизни встреча с Кешкой была уже просто анекдотичной, и они смеялись с ним всякий раз, когда виделись и вспоминали про это.
Пару лет назад, ну то есть в две тысячи сто десятом, сосед продал свой «умный дом», кому бы вы думали? Кешке! Они просто обалдели, увидев друг друга за оградой.
Кешка мало изменился, хотя и не злоупотреблял улучшениями внешности, считая, что мужчине смешно играть в эти игры. Однако выглядел он прекрасно, и даже волосы почти все были на месте, хотя и седые, но также стояли торчком... И вот он стоит перед ней с помойным ведром и полным комплектом черных-пречерных волос.
— Дылда? — спросил ее шестнадцатилетний сосед, — ты как здесь? Ты разве не на югах с предками?
Ну да, он и до сих пор зовет ее «дылдой», в издевку над ее маленьким, по сравнению с его, ростом.
— Я... Мне пришлось вернуться, по институтским делам. Потом как-нибудь объясню.
Кешка удивленно заморгал: с каких это пор воображала-дылда дает ему объяснения? Потом опомнился:
— Ах, да, тебе нужен ключ. Сейчас. Мать, кажется, вчера поливала ваши кактусы. Ключ? Конечно же, они оставляли соседям ключ. Только сейчас она сообразила, что понятия не имела до этого, как попадет «домой».
Войдя в квартиру и закрыв дверь, чуть не упала в обморок от знакомого, родного запаха. Какое все-таки чудо — снова видеть то, чего давно уже нет. Ни этих старых обоев в цветочек, ни линолеума на полу... Вот этот диванчик — его отдали на чью-то дачу... А вот милые безделушки в шкафу — большая часть из них давно растерялась, а некоторые хранятся у нее дома в особой коробочке. Нет, слишком тяжело, у нее даже заболело сердце. Здесь, в нижнем ящике стола, должны храниться дорогие ей, припрятанные от родителей бумаги и фотографии. На столе — журналы «Смена» и «Юность».
Кстати, не мешало бы поесть и переодеться. Холодильник, конечно, пуст, но у нее остались деньги, которые ей поменяли перед поездкой. Вот только шмотки — сарафан, летние брюки, она как раз сейчас носит на юге. Ничего, что-нибудь да осталось. В то время было тяжело следовать моде, так что она бросила эту неподъемную затею еще тогда, и с тех пор не спешит менять привычные классические вещи на новинки... Затем ей удалось включить в розетку, с трудом припоминая технологию этого дела, телевизор. Не сразу осознала, что изображение появилось не на всех стенах, а на маленьком квадратике экрана.
В чем-то ей надо было разобраться... Ах, да... Странно, почему Кешка узнал ее? Конечно, спустя много лет он тоже узнал ее, но ведь сейчас он не готов был видеть ее в таком возрасте... Омоложение и все такое, но на девушку она не потянет, к тому же прическа, неизбежные изменения внешности... У них никогда не было в коридоре зеркала, сколько раз она говорила об этом родителям! Она открыла дверцу платяного шкафа и поглядела на себя, ничего не понимая.
Она не просто вернулась в то время, она вернулась в себя прежнюю, или просто выглядит, как тогда — в двадцать лет. Всё, за исключением костюма, вдруг оказавшимся чуть мешковатым (она все еще была стройной в старости) — было из прошлого, даже модная тогда стрижка — градуированное каре и светло-русый цвет волос, все из августа девяностого... Чудеса, да и только. Возможно, всякий раз, попадая в свое время, в отличие от путешествий в чужие века, с ней происходила подобная метаморфоза, а она и не замечала? Или она стала самой собой, и на черноморском побережье ее сейчас нет?
В голове мелькали обрывки фантастики — все эти путешествия в прошлое. Вот, к примеру, старый американский фильм «Назад в будущее», его герои видят самих себя, не превращаясь в них, и даже исправляют какие-то ситуации. Или тот же «Гарри Потер», до сих пор популярный у детей... Исправляют ситуации... Может быть такое, что она здесь для исправления ситуации? И она даже точно знает, какой...
Игорь, который так и не позвонил по ее возвращению с юга, и никогда, никогда больше не позвонил... С тех пор ее надежда на счастье рухнула, рухнула на всю оставшуюся жизнь. Но почему, почему она была такой идиоткой?! «Никогда не звони мужчине первая...» Какая все-таки глупость, мама! Пустая, нелепая гордыня... Раздался звонок в дверь, она увидела в глазок Кешку, открыла.
— Ну, чего тебе? — спросила, пытаясь вспомнить свой прежний пренебрежительный тон.
— Ты чё, с предками поругалась, что ли? Че случилось-то?
— Кешка, не настырничай. Я иду в магазин. Говори, что хотел.
— Да нет, — усмехнулся малолетний нахал, — просто сейчас звонила твоя мамочка.
— Чего? — она не на шутку перепугалась.
— А то! Спрашивала, как дела, как квартира. Я ей говорю: «Как отдыхается? Как там Нинка?», как будто ничего не знаю, что ты приехала. А она: Нина стоит рядом, дать ей трубочку? Кто-то из нас, по-моему сумасшедший, как думаешь, кто — ты, я или твоя маман?
— Ты, конечно! Просто она говорила про Динку (первый раз в жизни она была рада маминой идее назвать их с сестрой созвучными именами).
— Разве Динка не на картошке в колхозе?
— Она приехала в Сочи, а я уехала. Хватит лезть, куда не просят. Ты же знаешь
— мы с сестрой несовместимы.
— То есть про институт ты придумала для предков, чтобы смыться? Из Сочи — в Москву?! Ну и дура...
— Сам дурак. Мне действительно надо. Отстань. Было непонятно, поверил ей Кешка или нет. Какая разница, в следующий раз мать позвонит нескоро, она помнит даже, как они звонили домой с международного пункта в Сочи, и она действительно стояла рядом, скривившись на предложение поговорить с Кешкой. Мамин голос по телефону...
— Кстати, сегодня какое число?
Кешка показал ей на мозги:
— Четырнадцатое августа, а сумасшедший — не я.
Все ясно, у нее есть в запасе дней десять, даже меньше, потому что мать может позвонить соседям через неделю. Было странно, как она так хорошо помнит все мелочи, которые случились в том году. Раньше нет, не помнила, наверное, все дело в обстановке.
Одно хорошо — выяснила, что их (ее, Нины, – или Нин?) все-таки две. Кстати, тогда есть надежда вернуться обратно в свое время. Или лучше было бы остаться и быть одной? Тьфу ты, совсем запуталась, бред. Нет, оставаться она не хочет... Соблазнительно — прожить другую, счастливую жизнь, дать себе второй шанс. Ой, все заново начинать? Вот кошмар... Стареть, умнеть, переживать. Нет, хватит. Даже если предложат — нет. Она очень, очень устала и больше не хочет... Да и вряд ли это одобрят Там, наверху...
Просто она поправит кое-что, а когда вернется... Кто знает, что будет...
Возможно, сами воспоминания ее станут другими, радостными, а возможно даже он, Игорь, будет стареть рядом с ней, окажется, что у них все хорошо, и они вместе прожили эту длинную жизнь, и она будет помнить об этом, а не о том, о чем в своей настоящей старости... Ладно, остановимся, а то каша в голове становится сильнее.
Видимо, разработчики программы были правы, ограничив возможности «посещений»... Надо мыслить узко, без философии и попытки взглянуть на ситуацию со стороны, а то окажусь в психушке, да еще в девяностых. Итак, свою цель она сейчас видела четко, ничто и никто не мог сдвинуть ее с этой цели. Правильно или не правильно — но она сделает то, что хотела, а там... И даже сомнения нравственного порядка (имеет ли она право и как это повлияет на остальных) — уже ничего не могли изменить. Проще было остановить движущийся паровоз, чем ее движение в заданном направлении. Избавившись от Кешки, она переоделась в более подходящую одежду — нашла старенький сарафан и летние босоножки. В магазине с пустыми прилавками встала в очередь за кефиром, а заодно — повезло! — купила и хлеб, и какие-то жуткие консервы.
Пока стояла в очереди, созрел четкий план действий. А когда подошла к допотопной кассе, даже сформулировала свою заключительную фразу, которую она скажет Игорю перед тем, как уступить место себе молодой. «Давай стареть вместе», — предложит она.
Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Дома, разгрузив сетку, дрожащими руками набрала номер Игоря. То, что она помнила этот номер, было не удивительно, она его помнила всю жизнь, как и дату его рождения, и кучу всяких связанных с ним мелочей. Никто не замечал в этом парне того, что видела она. Но для нее достаточно было только представить выражение его глаз, посадку головы, какие-то лично ему присущие движения, и сердце готово было выпрыгнуть наружу... Он не был компанейским, общительным, не обладал особым интеллектом. Но было в нем что-то загадочное, манящее, какая-то водная стихия, хранящая тайны морских глубин под непрозрачной толщей воды. Почему он не позвонил тогда, ведь она точно знала, чувствовала, что была дорога ему? Через каких-то общих знакомых удалось тогда убедиться, что Игорь жив и здоров, но заставить себя набрать номер, она, обиженная, что он не встретил ее из Сочи, она не могла.
Единственным отзвуком прошлых событий лет десять тому спустя прозвучала сплетня о том, что Игорь, наконец-то, женился на женщине, взявшей его, как выразился с усмешкой знакомый, измором. Нина к тому времени уже разошлась с первым мужем. Да и замуж вышла только потому, что было «пора», и все подружки давно имели детей. Решила сделать ставку на хорошего, порядочного человека. Но даже такой порядочный и интеллигентный человек, как Семен, преподававший историю в ВУЗе, не выдержал ее полнейшего равнодушия. Она не просто не делала попыток полюбить его, хуже... Он был постоянно виноват перед ней в том, что он не Игорь и не похож на Игоря. Даже образованность и интеллект Семена выводили ее из себя — ведь Игорю-то они свойственны не были. В конце концов он ушел к другой женщине, а она этого почти и не заметила.
И сейчас, и тогда она точно знала, что когда-нибудь на небесах ответит за этого человека и за этот брак. Второй муж уже был чисто гражданским, пробыли вместе пять лет и тихо расстались. Иногда встречались и куда-то вместе ходили. На какое-то время совсем потеряли друг друга из виду, потом она узнала, что он умер.
Все это было совершенно ненормальным. Нет, не так, совсем не так собиралась она прожить свою единственную, неповторимую жизнь. И именно сейчас она все поправит.
— Алло... Игорь... Привет, это я, Нина.
— Нина? – голос в трубке изумился и обрадовался одновременно. — Ты что, звонишь по межгороду? Сердце радостно и бешено заколотилось.
— Нет, я в Москве, я уехала раньше. Просто захотела увидеть тебя, и вернулась. Душа ее ликовала. Теперь она может произнести такие слова, которые никогда бы не выдавила из себя в юности. Опытная, мудрая старуха она нынче...
Молчание в трубке ясно подсказало ей, что он потерял дар речи.
— Или ты не хочешь увидеться? — продолжала давить она.
— Да, да, конечно.
Они довольно сумбурно договорились о встрече...
Свидание прошло изумительно. Как же она была счастлива снова видеть его, дотрагиваться до рукава его бежевой рубашки, которую она всегда помнила, смотреть в зеленые глаза... и совершенно не стесняться выражать свои чувства! А он, привыкший к ее чопорной гордыне, просто расцветал от радости, шутил, обнимал ее ласково за плечи.
Допоздна они гуляли по Измайловскому парку, хотя времена были опасными, и можно было нарваться на каких-нибудь «металлистов» и панков. Потом он проводил ее домой, и они расстались у квартиры, первый раз поцеловавшись по-настоящему, а не по-детски...
Все-таки опыт помог...
Правда, все подпортил Кешка, который неожиданно выперся из квартиры, снова с мусорным ведром, и, сделав вид, что не замечает их, проследовал в своих старых тренировочных штанах по лестнице, ловко обходя плевки.
— Ты когда-нибудь расстаешься с этим ведром? — раздраженно спросила она, не снимая своей руки с плеча Игоря.
— А ты уже решила все институтские проблемы? — ехидно хмыкнул Кешка в ответ.
— Без сопливых склизко, — отпарировала она.
Наконец, Кешка, скрылся за своей дверью, и они с Игорем нежно попрощались.
Домой его сегодня приглашать не надо, она так решила, хотя и едва устояла от такого соблазна. Но понимала прекрасно, что это не впишется ни в какие рамки, будет не соответствовать ее образу в прошлом.
Итак, все шло как по маслу. Спешить тоже не годилось. Она легла в свою собственную постель, но уже не могла думать ни о запахах родного дома, ни о старых вещичках и бумагах, которые так хотелось снова посмотреть и потрогать. Только о нем, об Игоре. Знал бы он, сколько ей сейчас лет... Нет, забудем и об этом. Ей двадцать, ему — двадцать два...
На следующий день договорились встретиться вечером, в то же время. Днем он ездил на работу, в какое-то ДРСУ, где устроился после техникума. Дома ей было сидеть невмоготу, и она, прошлявшись где-то все утро, пришла домой часам к трем, чтобы успеть привести себя в порядок и приодеться.
Она только начала намазывать правый глаз купленной в переходе тушью, как в дверь позвонили. Ожидая сегодня только приятных сюрпризов, открыла, не глядя, и с удивлением увидела слегка полноватую девушку. Ее внешность была бы, возможно, приятной, если бы не потухшее выражение бледно-серых глаз. Было заметно, что она из последних сил старается следовать моде, в ушах висели громадные пластмассовые серьги, на желтом сарафане — красный пояс с большой, модной тогда пряжкой. Пышная химия на голове, выкрашенные в ярко-желтый волосы, накрученная челка, синие тени на веках.
Но все попытки девушки стать ярче бесследно растворялись бесследно в безнадежном выражении ее глаз.
— Вы — Нина? — полуутвердительно спросила она. — Меня зовут Оля.
В ее голосе было одновременно и что-то заискивающие, и вызывающее. Все вместе это пахло неприятностями. Нина посторонилась, пропуская ее в комнату и ожидая продолжения. Пригласила сесть на диван. Та села, положив на колени белые, крупные руки с яркими колечками почти на всех пальцах.
— Я посмотреть хотела! — девушка силилась держаться наглого, напористого тона, однако голос ее дрожал. — Как же ты у нас выглядишь... Как вообще такие возвышенные и образованные выглядят? Вот ты какая — чистенькая, вся в белом, да?
Халат, который был надет на Нине, был скорее уж грязновато-серым, поэтому она недоуменно уставилась на девушку, прежде чем поняла смысл ее фразы.
— Что глаза вылупила? Да ничего и нет в тебе особенного, совершенно ничего!
— девушка сорвалась на крик, а из глаз брызнули слезы.
Так, хватит, надо прекращать эту истерику.
— А ну-ка успокойся. Чего тебе надо? — Нина уже начала понимать, что все происходящее имеет отношение к Игорю.
Нет уж, разбежалась, белобрысая... Не для того она преодолела временное пространство, уехав на сто двадцать лет назад, чтобы какая-то пустышка попыталась его отобрать.
А Оля, видимо, выдохлась — у нее не осталось сил поддерживать хамский тон. Она просто беспомощно ревела, спрятав лицо руками. Накрашенный ноготь на одном из пальцев сломался, и это почему-то вызывало в сердце Нины тягучую боль.
— Да...ничего...я ... не хочу... Что я могу хотеть-то? Я и так все знаю. Вот... посмотреть хотела... попросить...
— Если ты хочешь просить меня расстаться с Игорем, сразу говорю, что этого не будет, — твердо отчеканила Нина. — Давай, я принесу тебе воды...
— Я знаю... Он никогда не променяет тебя на меня... Ему вообще повезло, что ты у него появилась... Он только мне и был всегда нужен, а теперь... Я... я все про тебя знаю. И как вы познакомились, и где, и как ходили в театр, и что ты ему говорила... И что он тебе дарил...И сейчас знаю, что ты приехала ради него, теперь вы поженитесь, он сказал. Он очень любит тебя. Я все знаю. Я просто попросить хотела... Он говорит, мы больше не будем видеться, а я... я просила его... сказать...что я сестра... двоюродная... Но он не согласился. Я не смогу, не смогу жить без него, не видеть его! Я умру...
— Ничего не поняла. Он бросил тебя из-за меня, так? Так имей хоть капельку гордости, развернись и уйди. Зачем ты так унижаешься — перед ним, передо мной...
— Да какая разница... Я и так... Мы уже несколько лет вместе, ну... как муж и жена... Я знаю, что ты-то не такая, он говорил. И что на мне не женится — тоже говорил.
— То есть как? Я уже почти четыре месяца знаю Игоря — ты все это время жила с ним, что ли?
— Ну... нет, не всегда, когда вы поссорились тогда — помнишь, из-за его друга...
Я думала, он полностью вернулся ко мне. А он просто переживал. Он только иногда ко мне приходил, раз в неделю. Все рассказывал. Он очень влюблен в тебя.
— Стоп. Он приходил — спал с тобой, и рассказывал, как влюблен в меня?
— Ну ... в общем, да...
— А почему ты терпела это, почему не прогнала?
— Он...он раньше, до тебя еще, говорил, что меня любит... Я, конечно, понимаю, что это просто так, но мне так хотелось верить. Я ведь никому-никому больше не нужна...
— Какая глупость — с чего ты вбила это себе в голову?
— У меня диабет, да и вообще... Не важно, я люблю его. Ты должна разрешить. Только не говори Игорю, что я тебе все рассказала... Не бойся, я тебе все равно не
соперница. Что-нибудь придумать можно... Я только иногда буду приходить, очень-очень редко... Как будто мы с тобой знакомы случайно, или еще что-нибудь... Ты не прогонишь меня? — она вдруг подняла испуганные, заплаканные глаза на Нину. — Он говорил, ты добрая. Я не буду с ним спать, честное слово! Да и не захочет он тогда...
Каждое новое слово девушки словно отрезало у нее кусочек сердца. До последнего момента Нина надеялась найти в себе силы выставить девицу за дверь со словами «сама виновата», не поддаваться жалости. Но с этим взглядом ниточка оборвалась, и Нина рухнула безвозвратно в бездонную черную пропасть... Она больше не пыталась сопротивляться нахлынувшим чувствам — боли, омерзению, возмущению.
Все было кончено. Существовала только эта девушка, только ее глаза, и оставалась еще горькая, совершенно ненужная ей обязанность — утешать ее. Прежняя Нина могла не поверить, убедить себя, что Игорь не виноват. Старая опытная Нина не сомневалась ни в одном слове этой бестолковой, бесхребетной девицы.
— И когда же вы были вместе последний раз? – бесцветным голосом поинтересовалась Нина.
— Позавчера, накануне твоего приезда... Он очень скучал по тебе.
Было видно, что не смотря на первоначальный «наезд», Оля давно привыкла думать и говорить о своей удачливой сопернице, как о некой данности. Господи, да ведь девочка эта годится ей в пра-правнучки. Бедный, глупый ребенок...
— Значит, пользовался твоими услугами... раз я «не такая». Как подло... — скорее для себя, чем для нее, произнесла Нина.
— Нет, ты не понимаешь, Игорь не подлый, я ведь сама не возражала. Он всегда говорил... Мне пришлось сделать аборт, всего один раз, но я не виню его, он ведь предупреждал...
От ужаса Нина прикрыла глаза руками.
— Игорь очень добрый... — продолжала лепетать девушка, — он всегда просил свою маму доставать для меня лекарства, почти без переплаты, я же говорила, что диабетик...
Господи, да что же эта Оля продолжает мучить ее, чего ей еще надо? Зачем она пришла? Зачем Нина открыла ей дверь? Не лучше ли было ничего-ничего не знать... Что же, что заставило Нину вылететь на Маяковской из временнОго поезда?
Автоматически Нина посмотрела на часы... Через час у нее свидание с Игорем...
Она встала, двигаясь как механический робот на ее собственной новой кухне, налила из графина воды, подала стакан Оле.
— Все будет хорошо. Иди домой, — произнесла бесстрастно.
Не поняв ничего, кроме того, что ее выгоняют, Оля еще раз посмотрела на нее молящем, испуганным взглядом, нескладно поднялась, уронив и подняв сумку, тихо скрылась за дверью.
Продолжая действовать и двигаться автоматически, Нина доехала до назначенного места — в метро, на Маяковке, в тупике...Игорь уже стоял там, держа в руке дорогущие тогда розы. Сердце ее сжалось. Она еще видела одной частью души своего Игоря, много-много лет безнадежно любимого... Но сквозь этот образ уже явственно проступал чужой, малознакомый ей человек... Молодой, не очень порядочный мальчик, которому она не доверила бы свою дочку, или себя в молодости, и даже эту бедную Олю. Как же она все-таки устала... И как хочется, наконец, домой... И зачем, зачем он так влюблено смотрит на нее! И как же жалко его... Как больно...
Боясь услышать его голос, быстрее, не давая ему сказать не слова, пробормотала, не глядя в глаза:
— Игорь, послушай, мы не будем больше встречаться... Прости, что не сказала сразу... Я приехала-то не из-за тебя.. Просто должна была еще раз увидеться с тобой, убедиться, что люблю другого. И вообще... я выхожу замуж.
Она даже не видела его реакции, его выражения лица, просто отвернулась.
— Цветы возьмешь? — наконец-то выдавил он.
—- Нет, прости. Я пойду? Ты не звони мне больше, ни в коем случае. Мой муж будет злиться.
— Ну что ж, — в его голосе послышалась ненависть, — я вообще-то всегда знал, что... Мечтать не вредно, как говорится... Только ты не будешь с ним счастлива, я всеми силами желаю тебе — пусть ты будешь несчастлива!
В последние слова он вложил всю свою спрятанную на дне души страстность.
— Так оно и будет, не волнуйся, — равнодушно произнесла она, — на чужом горе счастье не строится, так, кажется?
Развернулась и села в подошедший поезд, не оглядываясь.
В ближайшем магазине у метро купила бутылку дешевой «Столичной». Никогда раньше за свои сто сорок с лишним лет она не пила водку... Все остальное осталось в памяти обрывками. Кажется, она сидела на кухне, голова лежала на столе на руках. Потом откуда-то в квартире объявился Кешка, хотя она и не помнит, как открывала дверь. Или дверь была открыта? Потом тошнило в умывальник, а Кешка гладил ее по голове и спрашивал жалостно: «Ну как ты?» Потом он снимал с нее босоножки и укладывал на диванчик, сидел рядом, глядел испуганно.
— Ты не бойся, Кешка. Я первый и последний раз в жизни пью. Ты матери не говори только...
— Я не скажу... Дылда, ты если что... Ты на меня всегда рассчитывай, ладно...
— Ладно... На кого же еще...
Утром, а точнее, около полудня она с трудом оторвала голову от подушки. Хорошо, что ее вчера вырвало, сегодня зато не тошнило, только ломило висок и по всему телу разлилась слабость. «Не для твоего возраста столько пить, старая ты карга», — подумала она. Потихоньку встала, глотнула чаю, убралась в квартире. Потом переоделась в свой прежний костюм и вышла. Позвонила в соседнюю дверь. Кешка, как всегда, был на месте.
— Ты что, все каникулы дома проторчал? — спросила она, подавая ему ключи.
— Ты куда? — не скрывая тревоги, спросил он.
— В Сочи, куда же еще. Еще неделю отдыхать можно.
— А билеты откуда?
— Добрые люди помогли.
— А, ну давай... — протянул он.
Она внимательно посмотрела на него. Даже как-то слишком долго и внимательно, можно сказать, в первый раз за все сто сорок лет посмотрела на Кешку.
— До свидания, Кешка. Увидимся скоро. Надеюсь, ты догадался полить мой газон...
И, не дожидаясь от обалдевшего Кешки ответа, спустилась по лестнице, вышла из подъезда. Ей было все равно куда идти, почему-то казалось, что ноги сами приведут ее к нужному месту. Потом поняла, что приехала на Тверскую — к подъезду, служившему временным «выходом» из последнего путешествия. Глупо, двери никогда не открываются в одном и том же месте, и всякий раз условленный адрес подъезда или подвала был разный. Но что-то вело ее, направляло.
Она рванула на себя дверь подсобки заброшенного магазина – и – о чудо! — увидела знакомую красную кнопочку возле левой руки, нажала — и попала во временной коридор. Может быть, время само вытягивало ее обратно? Стоящий на входе автомат, обработав отпечатки пальцев, идентифицировал ее личность. Потом, чего никогда раньше не было, навстречу ей вышел сотрудник. Спустя некоторое время, она, с трудом объяснившая ему, как она оказалась здесь без путевки, узнала, что объявлена в розыск, как не вернувшаяся из путешествия. Наконец, уладив все формальности — кажется, дала подписку явиться на какое-то разбирательство, — она снова сидела в знакомом вагоне.
«Осторожно, время закрывается», — услышала привычную фразу... Теперь действительно, навсегда закрывается. Ну что ж. По крайней мере она знает, почему Игорь не позвонил ей тогда... Столько потраченных лет... Почему же она сейчас испытывает облегченье?
И все-таки дома она несколько дней пролежала на диване, никуда не выходя...
Когда, наконец, жмурясь от солнца, Нина выползла в свой палисадник, то, разумеется, увидела за изгородью привычную картинку: лохматый Кешка довольно энергично для своего возраста (впрочем, он же всегда был моложе нее), подстригал свой газон старомодной газонокосилкой.
Увидев ее, Кешка поднял голову, подошел к заборчику.
— Что-то тебя долго не было, дылда... Ты что, ездила к сестре в Германию?
— А ты все такой же любопытный, Кешка... — и она, оперевшись на заборчик, задумчиво посмотрела на него.
— А что это вдруг с тобой?
— Ничего. С чего ты взял?
— Просто ты второй раз в жизни так смотришь на меня...
— Как – так?
— Так. На меня. А не сквозь меня и не мимо меня, и не за меня. Не боковым зрением, как всегда, а как будто наконец-то меня увидела...
— А когда был первый раз, Кешка?
— Тогда... Когда ты приехала вдруг с юга посредине отпуска. И уезжала обратно... Отдавала мне ключи. А потом вернулась с родителями — и как будто меня совсем и нет...
— Дурак ты, Кешка. Только уже старый дурак...Ну-ка, давай, отвечай, только честно — как ты здесь по соседству оказался, а? Только не вздумай больше говорить, что случайно.
— Ну наконец-то до тебя доперло, дылда... Смотри-ка, мозги-то еще скрипят на старости лет...
— Я бы сказала — наконец-то скрипят.... У меня предложение к тебе есть...
Кешка, давай стареть вместе

+1
0
-1

Комментарии

Аватар пользователя Алеся Ясногорцева

Я прочитала рассказ.
Сюжет понятен, чего не скажешь о мире. Непонятен мир, из которого Нина выезжает в 90-е. А ведь сделать мир понятным было так легко - достаточно написать, что все люди имеют возможность жить до 150 лет - или что это доступно только избранным.
Далее. ГПГ любит возвращаться в 90-е ради ностальгии. Уж по такому периоду ностальгия будет мучить только олигархов, нахапавших тогда средств. По 80-м - ладно, тогда действительно много было надежд.
Но рассказ мне скорее понравился, потому что ГПГ действительно проявила порядочность, поняв, что ревность недостойна разумного существа.И именно через это проявил себя во всей красе Игорь.

+1
0
-1
Аватар пользователя Галина Маркус

Здравствуйте, Алеся! Спасибо вам большое за отзыв! Мне кажется, что из образа жизни героини понятно, что она обычный обыватель мира будущего, и путешествие во времени, как и омоложение, доступны ей примерно так же, как нам - поход в хороший театр, например. Ностальгия ее мучает, конечно же, не по 90-м, а по первой любви, именно поэтому она туда возвращается.
Спасибо Вам еще раз, очень рада, что рассказ понравился!

+1
0
-1
Аватар пользователя Рубинштейн

Хорошо.
Тоже иногда тоскую по 90-м, они дали мне много. "Потому что жизни нет, а ты живёшь!" (Л.Сергеев, бард.) Надежда, что тебя сочли за человека, что ты больше не винтик и не вечно виноватый. Преодоление. Исполнение многих "мечт идиота".
Не всё прописано, поэтому не максимум. Мысль о том, что будущее создаёшь сам - заслуживает. Четвёрка.

+1
0
-1