2091

— Джо, ты же Мудрый, потерпи, я скоро закончу.

Джо нравилось быть с Моникой послушным. От нее исходил волшебный аромат: запах прерии, трепетный страх наложницы, покорное могущество. И она по праву считалась лучшей хранительницей традиций Овального кабинета.

— Печаль на веки нанесла, можешь открыть глаза. Немного еще поправлю линии воли и мужественности… Всё, смотри.

Мудрый Джо бегло взглянул в зеркало и сам себе понравился. Так искусно украсить лицо морщинами и тату может только Моника.

Он перевернул страничку любимого романа «Последний из могикан» и, выдернув перо из роуча, пощекотал в носу. Раздалось мощное «Ап-чхи!». В кабинет пулей влетел пресс-секретарь, пуэрториканец Иго.

— Хау, мой президент, — приветствовал он, закрыв ладонью глаза.

— Джо, сними с него скальп. Он постоянно пялится на мой зад.

Моника ненавидела Иго, как и все в Белом доме. Этот застенчивый негодяй считается очень полезным как пресс-секретарь — обеспечивает дистанцию между президентом и остальными своим мерзким запахом. Джо вынужден был привыкнуть, а Моника не желала. Она демонстративно закрыла нос и покинула кабинет.

Джо медленно встал и, куря трубку, подошёл к окну.

— Ви потэряли сейчас чэсть, — подражая своему кумиру, произнёс он.

Иго ещё сильнее вытянулся и смертельно побледнел.

— Ви прывэтствовали мэня, а где ваш роуч?

— Виноват, — Иго испуганно выдернул перо из набедренной повязки и воткнул его в ирокез. Перо нервно дрожало.

— Началныка развэдкы ко мнэ, — приказал Джо.

***

Директор ЦРУ, необъятный афроамериканец, еле пролез в дверь.

— Ви же на диэте, Луи, как так?

— Так точно, но я толстею даже от мысли о еде, — поправив форменную набедренную повязку, ответил генерал.

О чем-то размышляя, Джо сделал круг по кабинету и остановился напротив портретов президентов Барака Обама и Майка Тайсона. Затем перевёл взгляд на большой портрет Виссарионыча над своим креслом и пробормотал: «Какие были люди!».

— К делу, — без акцента продолжил Джо. — Вы в курсе о новом секретном оружии русских — Аг-дам?

— Данные по этой теме поступают. Обрабатываем. Известно, что они проводят испытания в закрытой зоне «Довлатинцы».

— Давно испытывают, Луи! Почему медлите? «Аг-дам» звучит слишком угрожающе. Это страшнее «Сатаны».

— Согласен, название жуткое. В этом русские мастера. Мы послали туда трёх агентов. Они пропали. И у нас проблема: остался последний белый суперагент. И того в Конго долго вылавливали — прятался.

Джо как-то печально еще раз взглянул на Тайсона.

— Да, похоже, с белыми мы тогда погорячились. Вы выяснили, с какой целью создана Зона?

 — Сначала всё выглядело невинно. Среди оппозиции цифровикам есть мнение, что человеком могут стать только воспитанные людьми, а не двоичным кодом, и современная молодёжь слишком похожа на роботов. Похоже, русские решили клонировать персонажей своего последнего великого писателя и изолировать их от интернета, чтобы возродить человеческие традиции.

— Традиции — это святое! — Джо и Луи одновременно вознесли руки к небу. — Напомни, как звали этого писателя-эфиопа.

— Он русский. То есть сын еврея и армянки, Довлатов. Вот фото.

— Белый?! Эти русские что хотят, то и делают, беспредельщики! Я же издал Указ по всей Вселенной о запрете клонирования белых, этих неполноценных мутантов!

— Прошу прощения, но напомню вам о маяках русских термоядерных мин вдоль нашего побережья. Наше мнение их не интересует.

— Что они говорят о своей Зоне?

— Утверждают, что сохраняют обычные жизненные пропорции: соотношение добра и зла, горя и радости.

— Красиво врут! Интересный у них язык. Что ни скажут, все во благо мира. Но мины-то вот, — Джо показал на окно. — Маячат! И здесь хитрят. Уже тридцать лет как сожгли последнюю книгу после перехода на цифру. Кому сейчас нужны писатели? Кто ещё в мире читает?

— Только вы! — покосившись на книгу Купера, бодро ответил генерал. — Похоже, с Зоной всё гораздо серьёзнее. Анализ показывает, что наше общество попало в ловушку изобилия. Мы существуем только за счёт безумного потребления. Все должны покупать и потреблять. Есть подозрение, что русские пошли другим путём. Обитатели Зоны чрезвычайно опасны мизерностью потребностей. Им для счастья надо настолько мало, что общество активного потребления не может на них влиять. В будущем это мина под всё устройство нашего процветания.

— Ещё мина?!

Джо внимательно посмотрел на фото Довлатова, потом на Виссарионыча и прошептал:

 — Ты понимаешь, насколько это серьезно?

 — Да, сэр. Очень похожи.

— Где сейчас суперагент?

— Проходит последний инструктаж.

— Немедленно отправляйте его.

 

***

 

— Осторожнее с улыбкой, там предпочитают значительное время находиться в печали и улыбаются скромнее, — заметил коуч, флегматичный команчи с русскими корнями в  семнадцатом поколении. — У вас сложнейшая миссия в тылу коварного врага.

— Извините, сэр… — начал было суперагент Бром.

— Никаких «извините»! — перебил коуч. — Там — Зона! По данным разведки — конфликт ужасного с чудовищным. Вежливость настораживает. Это для связи, прослушки и навигации, — коуч вставил в ухо Яна чип. — Голос навигатора сами настроите. Усилители обоняния в нос, линзы в глаза со стократным зумом. И очень важное —похмельный галстук. Достаточно пожевать его кончик и трезвеешь. Для контактов с женщинами — непахнущие носки… Проверьте библиотеку «мат».

— Да, есть, — подтвердил Ян, щёлкнув по бриллиантовому зубу мудрости, в котором закачан архив по миссии.

— Постоянно изучайте её. Знаете, что это такое?

— Матрас, конец игры в шахматах и обсценная разновидность ненормативной лексики, — уверенно ответил Ян, воспользовавшись зубным архивом.

— Это у нас какие-то дебилы написали в Вики. Мат у русских — особый вид идентификации своих. Их секретное оружие. Своеобразный вид искусства. На войне это ещё и Моментальная Активация Тупого. С таким оружием они пока непобедимы. — Коуч с сожалением смотрел на Яна: было видно, что тот не особо понимает, о чём ему говорят.

— Агент, не умеющий материться, обречён на провал, — продолжил коуч. — Помните неуловимого  Бонда?

— Да, сэр. Я знал Джеймса лично. Неповторимый виртуоз нашего дела. К нему везде обращались «агент Бонд», но не раскололи.

— Он пропал в этой Зоне. И пропал из-за своих аристократических манер. Не повторите его ошибку. При внедрении старайтесь быть незаметным — пейте, дебоширьте, занимайтесь каким-нибудь абстрактным цинизмом, будьте как все*. Основным пороком там считается отсутствие недостатков. Вначале матом рекомендую исключительно бредить, тихо, как бы напевая. Иначе проколетесь на отсутствии органичности вставки его в разговор.

— Буду стараться, сэр, — бодро ответил Ян. — Я знаток цинизма и мастер дебоша. Абстрактный суприм — мой идеал.

Коуч поморщился и пригубил джин.

— Вы слишком самоуверенны. Не надо блистать своими знаниями и способностями. Ищите золотую середину. Согласно архивным данным, в русской литературной среде полная бездарность презирается, талант настораживает, а гениальность порождает ужас. Я думаю, что наиболее перспективно для внедрения — начписец с явными литературными способностями*. Например, с Чукотки — плохо говорящий по-русски нацкадр.

— Нач… писец?! В моём архиве такого нет, — удивился Ян, пытаясь активировать языком зуб. 

— Начинающий писатель — очень распространённый вид псевдоинтеллигента. Многие из них ни на что не способны, кроме как обожать кого-то и подражать ему, будь это классик, начальство или какой-то дутый авторитет. Внедряйтесь к ним, используйте их. Стоят дёшево и отдаются этому до такой степени, что путают предмет обожания с матерью, эпохой, мирозданием. Родину продадут за лайк. Это расходный материал. После использования можно утилизировать. Всё поняли?

— Да, а где оружие?

— Оружие не положено.

— Оставьте хотя бы браунинг. Я застрелюсь, если будет пытать НКВД.

— Едрид-мадрид! — непонятно выругался коуч. — Кого мы туда посылаем?! Какое НКВД? Откуда у вас такой исторический дебилизм?

— ЕГЭ.

Коуч залпом допил джин, закурил, мысленно досчитал до десяти и спокойно продолжил:

— Там есть кое-что страшнее НКВД — Муза, начальник колонии и Ад. Партийная кличка Музы — Дуче. Или Туча. Наши дешифровщики ещё не определились с этим, как и с Адом или Адой. На месте разберётесь. Последнее. Говорите всегда иронично. Там это ценят. Им не нужна правда в чистом виде — примесь лжи обязательна[1].

— О да! Я помню эту их мудность — «Ложка правды в бочке лжи» …

Ян с трудом успел увернуться от брошенной в него  сигары.

— Мудрость это, Ян. — Коуча трясло. — Мудность у вас в… И пословица эта — наша. У них звучит иначе: «Ложка лжи в бочке правды». Хотя… — коуч как-то разом обмяк и устало сел в кресло, — сохраняйте в любой ситуации хотя бы минимальную долю абсурда. Это даст последний шанс на спасение — тихое помешательство.

— Не беспокойтесь, и этим я виртуозно владею. А женщины там какие? Что скажете о них?

— Они для всех загадка, даже для русских. Но общепринято, что для обольщения русских женщин лучше казаться воплощением здоровья и наивности. Удачи вам!

 

***

 

Место десантирования было выбрано недалеко от входа в Зону. На удивление, телепорт доставил Яна без сюрпризов на центр поляны в лесу. Рядом на пне лежал пакет с одеждой и снаряжением. Ян с облегчением вздохнул и немного погрелся под лучами гостеприимного солнца, как мессия возведя в благодарности руки к небу. Жаль, что эту картину могли видеть только две белки и суслик, но они были очень заняты. 

 Только в кино перемещение в пространстве выглядит легко и красиво. На самом деле это мероприятие до сих пор непредсказуемое и в какой-то степени интимное, так как человек и вещи перемещаются отдельно. Последний раз, в Конго, логисты ошиблись с высотой места назначения и уронили голого Яна с десяти метров на кактус. Это было очень больно, но не самое страшное. Он проклял всех в ЦРУ пока лез на пальму за трусами.  Потом долго упрашивал гамадрила отдать ему жилет, напичканный оружием и спецсредствами. Пришлось унизительно понравиться этому альфа-самцу.

В этот раз, похоже, миссия действительно очень важная. На каждом предмете стояли координаты места и нанесено защитное английское покрытие — привязка к хозяину. Ян предусмотрительно достал из кобуры браунинга жвачку-антидот от смертельного яда, пожевал и начал одеваться и... почувствовав чей-то пристальный взгляд, резко повернулся. Суслик и белки продолжили занимается своими делами.

Прекрасная погода подсказывала, что в Зоне должно быть весело. Синоптики учитывают настроение жителей — в праздники светит солнце, а в дни печали льет дождь. Ян бодро шёл по указаниям навигатора через лес, напевая что-то про «клён опавший» из фольклорного архива, и мечтал о волнующих запретных книгах, игриво-загадочных дамах, томной музыке Штрауса, и что исполнится давняя мечта — он на балу, и назло всем танцует вальс с Наташей Ростовой.

Ян с удовольствием отметил, что ему нравится этот обманчивый душевный подъём. «Я стану на время частью мировой гармонии, — размышлял он под пение птиц и шелест листьев. —Пусть там будет нормой абсурд, где буря эмоций на грани запретного и девушки всегда правы. Цифровой мир слишком прост для него». В разведшколе не смогли увидеть в нем особую разновидность авантюриста — романтик реликтовый. Как правило, таких бракуют.

Лес кончился и Ян некоторое время стоял озадаченный. Его предупредили, что Зона — явление духовное, а не географическое*. Но не настолько же — забора не было вообще. Обычный деревенский пейзаж, как в пособиях по истории Руси двадцатого века: избы, несколько низких грязно-жёлтых каменных зданий, дым из труб, на лугах пасутся овцы и коровы. Справа на опушке леса девицы в сарафанах кокетливо собирают ягоды, искоса поглядывая на него. К Зоне вела единственная дорога, на которой сиротливо стояли покосившаяся деревянная будка и шлагбаум из плохо отёсанного бревна.

Ян включил зум и прочитал надпись на фанерном плакате, прибитом к стене будки: «Добро пожаловать. Тут все обречены на счастье!» Под надписью светилось лицо, похожее на Яна широченной улыбкой, загорелой кожей и сверкающими зубами.

Идя к этому КПП, Ян размышлял о роли шлагбаума без забора. Кого он может остановить? Это больше похоже на памятник эпохи запретов, знаменитый советский символизм.

Перед шлагбаумом сидел кот камуфляжного окраса и дерзко смотрел на гостя. Левый глаз у него сверкнул, как вспышка фотоаппарата. Похоже на биоробота. Хорошо, если это просто надзиратель, а не боевая охрана. Яну показалось, что и комары стали жужжать иначе, как-то настороженно.

Кот, просканировав его, нехотя уступил дорогу, уселся на крыльцо будки и произнёс:

— Мать-итить… какой загорелый, прям батончик «Марс».

Зуб мудрости заныл от нагрева. Архив напряжённо искал смысл в этих словах.

Из Зоны донёсся гул сигнального рельса, известив о чём-то важном.

— Муза проснулась. Щас народ оживится, — услышал Ян. Кота на крыльце уже не было. Зато со стены будки, рядом с небольшим окном, на Яна смотрели глаза: внимательные, хитровато-умиротворённые. Постепенно проявилось и всё остальное — широкоплечий, статный мужчина в грязной и кое-где рваной одежде. Удивительно, но сканер идентификации объектов не смог отличить от досок будки этого мастера маскировки. У него серым было всё: штаны, ватник и лицо.

— Новичок? — обдав перегаром, поинтересовался мужик.

— Да.

— Надеюсь, не из Солсбери?

Ян замер. Его перебрасывали в Зону через Солсбери. И одежду ядом обрабатывали  там.

— Да не дрожите так, шучу, — по-простецки улыбнулся мужик. — Зона у нас — весёлая, люди добродушные, можно сказать, что порядочные — гадости делают без удовольствия*.

— Это что за номер? — Ян показал на еле заметную грязную нашивку «МИ-66», пытаясь сменить тему.

— Британская разведка, — подмигнул мужик и представился, — Джеймс Бонд.

— Я знаю Бонда лично, не похожи.

— Шучу, Михаил Иванович я. 66 — мой номер на Зоне.

— Если это Зона, то где забор, проволока колючая?

— Дык, проволока колючая охраняет только коммунизм, чтобы его не спёрли. А у нас анархия и порядок, — не без гордости пояснил Михаил Иванович. — Да и куда бежать этим немощным писателям? Цифра везде. Жуть. Гидра капитализма. К тому же языков они, поди, не знають. А там, как сбесивши, все не по-русски шпарят: «о-кей», «сеттинг», «локация» — и всё по умолчанию у них. Слова нормальные им уже не нужны, не то что книги. Вот объясните мне, недалёкому, почему на воле мало пишут и много воюют между собой, а у нас в Зоне живут дружно… особенно на губе и в вытрезвителе?

— Не знаю, — честно ответил Ян. Архив тоже честно молчал.

— Тута высшая мера наказания — депортация из Зоны. — Михаил Иванович достал пачку «Беломора» и предложил Яну, который вежливо отказался и достал свои сигары. Закурили каждый своё.

— В Зону хотите?

— Да.

— Билет где входной?

Архив подсказал, что билет в правом внутреннем кармане. Ян достал фляжку с древним виски.

— Положите туда, шлагбаум поднимется, — показал Михаил Иванович на противовес в виде корзины с камнями. И действительно, как только фляжка оказалась в корзине, шлагбаум медленно поднялся.

— Добро пожаловать, родимый!

В руках у Михаила Ивановича чудесным образом появились два стакана.

 

***

 

— Тебе регистрироваться надо, — крякнув после первой, сообщил Михаил Иванович, резко перейдя на «ты». — Без ентого выпрут отселе.

— У меня больше нет билета, — озадаченно ответил Ян и налил вторую, пожевав галстук. Михаил Иванович опрокинул стакан и показал рукой на Зону.

— Видишь, ладная такая крыша, блестит, как лысина Ильича? Это райсовет. Идёшь мимо. За ним — райсуд. Туда тебе рано, как и в райсобес. Потом районо, и вот она — администрация. Там тебя и прокомпостируют.

— В ад через рай — символично, — отметил Ян.

— Никак, верующий?

— В себя.

— Молодец, — после третьей похвалил Михаил Иванович и с какой-то особой теплотой посмотрел на Яна.

— Ты бы скромнее был. Брёвна не кури, ошейник сними.

— Не понял?

Михаил Иванович показал на галстук.

— Неправильно поймут. Тут такая лямка означает согласие на доминирование.

— Кто не поймёт?

— Да хоть вот эти, — показал Михаил Иванович на девиц в сарафанах. — Фанатки писателей. Косят под деревенских. Их в Зону Муза не пускает. Не признаёт веры ентих неофитов.

Ян вспомнил слова коуча про аристократичность и ужас гениальности, снял галстук и простецки приветствовал девиц: «Чао!»

— Ну даёшь! — крякнул Михаил Иванович. — С ними надо жёстче. Такие дамы душевную мягкость воспринимают как слабоумие, — и весело крикнул:

— Биксы, фраер пишущий с ошейником нужен?

Девицы моментально преобразились, сбросили томность и начали быстро приближаться.

— Ловите его! — подзадорил их Михаил Иванович и по-доброму посоветовал:

— Беги.

— Куда?

— Через рай в ад.

Девицы, подобрав подол, ринулись к ним. И Ян, совсем не как джентльмен, включил пятую. Остановился он только у администрации.

 

***

 

Обычное здание, как и все, с обвалившейся местами штукатуркой. Рядом небольшой сквер с покосившимся остатком забора, полуразрушенный фонтан и исключительно внимательные кошки. Они были везде и все смотрели на Яна.

Около входной двери в администрацию висела афиша творческого вечера поэтессы Анны Лохматовой. Рука Анны слегка касалась огромной шляпы. На крыльце курил «Беломор» Михаил Иванович, рядом сидел камуфляжный кот.

— Ить… тить… вашу… как… так? — не пойми что произнёс Ян, тяжело дыша. Обогнать его было невозможно.

— Телепорт, — игриво подмигнул Михаил Иванович.

— А… сильно!

— Шучу. Я МИ-69 — последний неудачный клон легендарного Михаила Ивановича. 66-й на шлагбауме. Остальные, похоже, отдыхают.

— Много работали?

— Нет. Много отдыхали. Как вам наша Зона?

— Да я ещё не успел осмотреться, — Ян показал в сторону шлагбаума. — Зачем столько МИ?

— Не получается у Цифры клонировать настоящего МИ — колориту не хватает. Я вот вообще материться не умею. Даже стыдно как-то.

Пока Ян размышлял над сказанным, его под руку подхватила дама в шляпе и облаке странных ароматов — смеси мадеры и столетнего божоле, очень похожая на ту, что на плакате.

— Хотите на лекцию? «Трудна дорога от правды к истине».

— Мне бы в ад…

— Успеете, — прижав палец к его губам, прошептала дама. — Поверьте мне, мы все там будем. Но сначала истина, а потом туда. Пойдёмте со мной. Вас научат художественно врать.

— Но…

— Зачем «но»? Зовите меня просто — Алла Аллегория.

— Точно Алла? — дама была пьяна и очень похожа на Анну Лохматову на афише.

— Вам не нравится «Алла»? Для вас я согласна стать хоть Маней Метафора. Тут все говорят метафорами. Ну не правду же говорить! — с фальшивым пафосом воскликнула она, взмахнув рукой, и опасно качнулась.

Ян с трудом успел поймать её за талию.

— Мерси, — чуть покраснев, прошептала Алла, — проказник. А вы не так просты, как выглядите. По глазам вижу, что знаете или даже чувствуете, как благородно моё «бескорыстное враньё — это не ложь, это поэзия…*»

— Мне бы зарегистрироваться, — аккуратно отстранившись от дамы, ответил Ян, и как можно внятнее произнёс непонятное ему:

 — Начписец я.

Лекция его не интересовала. Всю жизнь он врал. Этому учили лучшие спецы ЦРУ.

— Пошли, — услышал Ян приказ. Сзади на плечо легла рука МИ.

Ян шёл за МИ по длинному коридору в какой-то траурной тишине. На стенах висели списки кружков, мероприятий, какие-то диаграммы и плакат с цитатой Довлатова: «И, может быть, последней умирает в человеке — низость. Способность реагировать на крашеных блондинок и тяготение к перу…» Особенная сила этой цитаты заключалась в том, что написано это было на фоне невообразимой по красоте блондинки с мраморными плечами.

Ян удовлетворённо отметил — он ещё жив, раз пялится на блондинку.

— Вам сюда, — показал МИ на полуоткрытую дверь с надписью: «Ада Георгиевна».

Ян не только побледнел, но и вспотел. Архив не к месту начал цитировать разное: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!..» 

Он сделал один шаг и  раздалось громоподобное: — Лежать! — стёкла в окнах зазвенели.

Суперагент по-военному молниеносно выполнил команду — прижался к полу, закрыв голову кистями.

— Сидеть! И опять — лежать! — Ян успел только дёрнуться телом.

МИ бесстрашно ринулся в открытые врата ада — комнату, и жалобно заголосил:

— Ада Георгиевна, к вам посетитель.

Ада не просто вышла — появилась. С собачкой на руках. Она мило улыбнулась и нежным голосом произнесла:

— Прелестный пёс. Умнее многих писателей, — и, заметив Яна, взорвалась. — Какого чёрта он тут разлёгся?!

Ян встал с виноватым видом и хрипло промямлил:

— Начписец я. С Чукотки.

Немую сцену нарушила влетевшая как вихрь Алла Аллегория. Она взмахнула шляпой и продекламировала:

— «Сегодня обещали соевого „батончика“ с плантаций Техаса, где этот будущий отец моего Пушкина? Я больше не могу…» — и осеклась, встретив гневный взгляд Ады, которая неожиданно спокойно спросила:

— Не можешь пить, Лохматова?

— Я не пьяна, — пытаясь поймать равновесие, возразила Алла, — я танцую! — Похоже,  шляпа ей нужна как веер

канатоходцу, чтобы не упасть. У неё почти получилось остановиться, и она загадочно добавила: — Вся наша жизнь — фрикция, — неожиданно замерла на месте, что-то вспоминая, икнула и поправилась, — то есть фикция, — печально посмотрела на всех и испарилась.

— Да уж, Зона у нас маленькая, интимная… — пожала плечами Ада и зло посмотрела на МИ. — Что это со всеми?

— Агдам, — чётко, по-военному ответил МИ. — Новая партия ноль семь. Эффект убийственный.

Ян не ожидал такой быстрой удачи с Агдамом.

— Пройдите в кабинет, — скомандовала Ада.

В кабинете, кроме стола и стульев, был только фикус. Ян понизил чувствительность сенсора обоняния, чтобы не щипало в носу от запаха чернил, клея и каких-то редких духов.

— Значит, вы — начписец? — не смотря на Яна, спросила Ада.

— Да.

— С Чукотки?

— Да.

— Впрочем, о чем я. Вижу знаменитый чукотский загар. Где ваш рассказ?

— Вы хотели сказать, анкета? — проклиная составителей легенды ответил Ян. — Меня предупредили только об этом. Вот, — он протянул анкету, заполненную лучшими специалистами ЦРУ по русской литературе.

— Это невозможно! Как можно быть таким неграмотным?! — бегло пробежав глазами по листу, со скрипом зубов процедила Ада и, брезгливо взглянув на Яна, добавила. — У нас Зона! Тут всё должно быть строго литературным, хотя бы в виде рассказа. А у вас: канцелярит, штампы, инверсии и.… — она впилась глазами в анкету, — да — шрифт! Как вы смели в этом храме русской словесности использовать вражеский Таймс Нью Роман?!

 «Это провал», — пронеслось в голове у Яна.

— Всё, идите… — она вернула анкету и огорчённо отвернулась.

Ян нервно мял бумагу в руках, не зная, что делать. «Жди. Это обычный русский тупик». — подсказал архив.

— Идите к секретарю, Виктории. Пусть перепечатает. — успокоившись добавила Ада. — Кегль 12, интервал 1,5. Она неплохой редактор, стилистику поправит. Заодно даст заключение. Проводите его, Михаил Иванович.

Ян обречённо поплёлся за МИ в заключение.

Секретарша была так красива и томна в своём кресле, что беспокоить её работой казалось неудобно. Ян сильно сомневался, что девушка с такими великолепными ногами и пятым номером умеет печатать.

Тишину нарушил густой бас Виктории:

— Что у вас?

— Кегль…— вздрогнув, ответил Ян и обнаружил, что из-за груди секретарши забыл всё: какой кегль и остальное. Он судорожно расправил анкету и передал ей.

Секретарша мельком взглянула на текст и, поправив ладонями бюст, начала  с бешеной скоростью печатать. Ян, как заворожённый, следил за её пальцами и чувствовал себя очень виноватым.

— Не переживайте, все так думают, — размеренно произнесла Виктория, продолжая печатать. — Меня это не обижает. Зовите меня Вика. Так проще… Готово!

Она откатилась в кресле от стола, приняла позу Шерон Стоун на допросе, закинув ногу на ногу, и некоторое время задумчиво изучала Яна, накручивая локон на палец. Прийдя к какому-то выводу, виртуозно, не глядя, на слух налила кофе в чашку и предложила:

— Хотите?

— Нет, — взяв себя в руки, отказался Ян. Кофе могло быть отравленным или со снотворным.

Вика кивнула и, отрешённо смотря в окно, отпила из чашки. Было видно, что она знает о беспощадной силе своей красоты. Изгиб спины и линия бедра были само совершенство.

— Я внутренне чувствую, что вы — аморальный человек, Обожаю таких. — задушевно произнесла она.

Суперагент понял намёк. Их в ЦРУ лишали всех форм девственности и готовили к любым ситуациям. Похоже, что информация о русских феми правда — им нравятся хулиганы, гангстеры и геи. Нормальных любить им неинтересно. Как образец обожания в архивах ЦРУ значился почему-то испанец — Бандерас. 

Ян включил первый уровень обаяния. Его правая бровь многозначительно поползла вверх.

— Похоже, вы неправильно поняли. — чуть разочарованно произнесла Виктория. — Дело в том, что мои прелести особенно расцветают и становятся волшебными на фоне какого-нибудь безобразия. Вы не могли бы помочь — сопроводить меня кое-куда и сыграть подонка?

«Она меня раскусила», — с удовольствием отметил Ян. На курсах подонков его считали образцом. А англичане из МИ-6 ввели его в свой зал Славы.

Вика показала на анкету:

— Я исправила ошибки и стилизацию. Вы же с Чукотки. Не надо стеснятся этого. И вот это — «браун». Если уж и хотите по-английски, то вы — «грэй».

Ян непроизвольно проверил браунинг в кобуре под мышкой.

— Да не хватайтесь за сердце. Многие после встречи с Адой седеют. Проверять анкету будете?

— Нет.

— Распишитесь, гражданин! — тоном пристава приказала Вика.

Ян понимающе улыбнулся и элегантно поставил подпись своей ручкой.

— Паркер? — небрежно поинтересовалась Вика.

— Да, — чуя неладное, пробормотал Ян.

— Ты мне всё больше нравишься. Принимаешь моё предложение про подонка?

— С удовольствием! — Ян расслабился и включил второй уровень обольщения — расплылся в широченной улыбке.

— Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? — как-то разочарованно вздохнула она. 

— Что?

— Твой зуб!

И в глазах Яна потемнело.

Сначала появились облака и далёкое солнце, постепенно вокруг него образовался абажур. Жутко болела челюсть. На запястьях — наручники.

— Где я, зачем здесь нахожусь? — пробормотал он. Поиск в архиве молчал — бриллиантового зуба не было. Осталось последнее…, и Ян воспользовался своим даром — потерял рассудок, выдавив сквозь смех:

 — Мир сошёл с ума, и я тоже. Какое счастье!

— Ян, заканчивай концерт, — солнце заслонило лицо Вики. — Помнишь Конго и Джамбу? Что ты сделал с ней, извращенец?

— Помню, — ответил он. — Но она же негритянка! Как…

— Пластика, Ян, пластика. Муза, можешь зайти, — громко крикнула Вика, изымая браунинг у Яна. — Он подписал согласие о сотрудничестве с нами.

Вместо Вики появилась Ада.

— Привет, Ян! Ты так и не узнал меня? Я — Джеймс, Джеймс Бонд, который тоже пропал в этой Зоне.

— Джеймс?! Как ты мог? Ты же секс-символ, аристократ!

— Прикинь, мне тут нравится быть блондинкой. Ты даже не понимаешь, какая это скука — быть аристократом! Поверь, на Зоне все в душе Бонды и аристократы, только Муза одна. Я тут — суперсекс-символ. Чёрт! Вика, тварь! Ты уже успела изъять у него зуб?

Вика, не обращая внимание на Аду, рассматривала камень, задумчиво переключая предохранитель браунинга.

— А где Муза? — спросил Ян в надежде найти защиту у местной высшей силы.

— В Аду! — со смехом ответила Вика, показав на Аду.

И только сейчас Ян обратил внимание на выдающуюся властно нижнюю губу «а-ля дуче» у Ады. И сознание его опять померкло.

 

***

 

— Остаёшься с нами? — издалека шептал ему голос Виктории. — Мы научим тебя пить Агдам и любить по-довлатински.

— Уже через неделю ты будешь писать стихи и, если захочешь, научишься петь фальцетом, — пообещал ласковый голос Лохматовой. — Я научу тебя танцевать. Можешь звать меня Наташей, — добавила она, поглаживая его голову кончиками пальцев.

— Вальс? — глупо улыбаясь, спросил Ян.

— И вальс, и па-де-де.

«Неужели это и есть тот тупик, которым меня пугали в ЦРУ?» — млея от пальцев Лохматовой, размышлял Ян и, глупо хихикнув, согласился. До этого он был только герой и поэтому всегда одинок. Вспонив МИ, подумал, что неплохо было бы увидеть шестьдесят девятого клона себя. На его родине подобное невозможно.

Далее его торжественно произвели в начписцы, и он со всеми на брудершафт познавал секрет Агдама. После первых глотков с волнующим переплетением рук, мир стал лучше и понятнее, и Ян, весело икнув, отправил донесение в ЦРУ: «Мне кажется, я прозрел.  И вина тому — “Агдам”». Предвкушая панику в Пентагоне, искренне улыбнулся коту, наблюдавшему за ним, и добавил: «Здесь найдены совершенные жизненные пропорции: соотношение добра и зла, горя и радости».

После второй бутылки он отправил последнее донесение: «Теперь я вижу лучше будущее, чем настоящее. Тупик - не конец пути, а указатель поворота». Потом вместе со всеми  под Кипелова орал: "Я свободен!" Демонстративно выдернул чип связи из уха и раздавил ногой. Ближе к полуночи познакомился со всеми котами и со словами: — Я должен спасти мир!— сладко уснул на крыльце администрации.

— Как я уважаю в людях развитое чувство долга! — произнесла Ада с некоторой досадой. — Снимайте наблюдение, покормите котов, всем МИ выходной. И… уберите дурацкий плакат у шлагбаума.

 

***

— Есть новости от Яна? — Джо нервничал.

— Это последняя, сэр. —Луи дрожащей рукой передал листок. — Больше на связь не выходил.

Джо непривычно долго читал донесение и как-то весело посмотрел на Луи.

— Как ви думаэте, можэт нам лучше сдаться?

Луи, вытянувшись в струнку, непростительно побледнел, пытаясь понять иронию. Нет ничего хуже, когда президент непонятно шутит.

— Я считаю, что Ян не зря пропал. — отрешенно смотря в потолок, продолжил Джо. — Он успел дать ценную информацию в последнем сообщении — "Тупик — не конец пути, а указатель поворота".

***

Джо открыл ядерный чемодан. Бережно достал томик Купера, фото Довлатова, трубку, закурил. В узкое окно вигвама с трудом пролез Иго, штатный попугай с знатным ирокезом и смачно по-русски выругался. Этому его научила Моника, изучающая по заданию ЦРУ секретное русское оружие. Тренировалась она в основном на домашних птицах и почему-то, когда стирала в корыте флаг. Заметно похудевший Луи на въезде устанавливал щит с надписью: «Зона Купера. Без книги не входить!».

Джо укрылся пледом, открыл книгу и прошептал: «Традиции…»

 

[1]  «Настоящая правда всегда неправдоподобна, чтобы сделать её правдоподобнее, нужно примешать к ней лжи». Ф. Достоевский